понедельник, 13 июня 2016 г.

Нина Эрнис. "Блокадница"

Моя новая неожиданная работа – метапелет. Так я познакомилась с Ниной Эрнис. Я раньше встречала эту «бабушку»в нашем христианском собрании. Мне она показалась очень пожилой, седовласой и немощной. Видно было, что человеку – за 80. Притом, мне сказали, что она «блокадница» - пережила Ленинградскую блокаду в 10-летнем возрасте.

Попала я к ней совершенно для себя неожиданно, притом этому предшествовала история, что Нина якобы пришла в метапельский офис, намереваясь устроиться к «какой-нибудь бабушке» (!). Вместо этого ей самой дали «часы» - то есть право на уход. Метапелет – это вроде соцработника, который ухаживает за престарелыми на дому: помогает по хозяйству, ходит за продуктами, напоминает о приеме лекарств или дает их, в некоторых случаях помогает с личной гигиеной вплоть до смены памперсов.

Лишь познакомившись с этой «бабушкой» поближе, я поняла, что Нина вполне была на такое способна. Когда мы только искали офис, она не отставая, скакала за мной по лестницам, отказываясь подождать, пока я выясню и ее позову. Поначалу я никак не могла приступить к своим прямым обязанностям – помыть у нее пол. Нина воспринимала меня как гостью и нередко встречала сообщением, что полы она уже с утра помыла. В общем-то уборка – почти единственное, что я могла для нее сделать. Готовит она сама. Продукты ей привозят из супера – у нее какая-то льгота, полагающаяся пережившим Холокост. Иногда только я что-то прикупаю по дороге по ее просьбе, и пару раз мы совершали вылазку на  рынок. Однажды, придя утром, я застала Нину уже уставшей. Она успела передо мной выдраить хлоркой лестничную клетку, загаженную кошками. Вот вам и «бабушка». Она так и говорит: «Я вообще не знаю, зачем мне дали эти часы».

Вместо этого она просит меня учить ее пользоваться компьютером. У нее проблемы с сосудами,и большую часть из того, что ей показываешь, она забывает, если не записывает. Но базовым вещам все же научилась.
Однажды я пришла к ней, предварительно не позвонив, было часов 8. Дверь мне никто не открыл, потому что Нины уже не было дома. С утра она убежала в водолечебный бассейн.  
У Нины я работаю третий месяц, и сейчас назвать ее «бабушкой» у меня язык не поворачивается. Поражает жизнелюбие этой женщины. Ей 85, и для нее по-прежнему все интересно: интересно новое, интересно жить. И это так контрастирует с тем, что, порой, слышишь от 68-летних: «Вот доживешь до моего возраста, тебе уже ничего не захочется». Поистине, любящие Господа «и в старости будут сочны, плодовиты и свежи».

Вся хозяйственная прыть Нины объяснилась, когда она сообщила, что сама 13 лет работала метапелет и на никаёнах (уборка квартир, вилл). Это была ее работа здесь, в Израиле. С мужем они репатриировались, когда ей исполнилось 60.

- Это не то, что моя квартира, - говорит она мне, видимо, желая оправдаться даже не передо мной, а больше перед собой, что я на нее типа «батрачу». Человек, привыкший всю жизнь трудиться, до сих пор чувствует себя неудобно. – Я драила по две виллы в день. А там по две ванны в каждом доме, и все окна… А ведь я всегда дохлая была… Но я это воспринимала, как работу от Господа.

- И вы свидетельствовали им?

- Ну а как же! Все знали. И я никогда не искала работу, всегда сами звали: хотим только тебя, эйн камох (нет такой, как ты).

Как я уже говорила, Нина в детстве пережила блокаду. Вспоминать она об этом не любит, если спрашиваешь, говорит, что тяжело было. И все.

Возможно, в организме из-за пережитого голода произошли какие-то сбои – она никогда не беременела и детей у нее нет. Не знаю, что там с первым браком, заключенным в 19 лет, второй раз она вышла замуж в зрелом возрасте, как я понимаю, после 30-ти. Муж ее, вдовец, имел своих двоих детей. Так что ее бесплодность не воспринималась столь уж остро.

В Израиле муж работать не мог и из-за возраста, и по инвалидности – долгая работа литейщиком тяжело отразилась на его здоровье. И ведь он был прилично старше своей жены. Так что зарабатывать на жизнь по приезду в Израиль отправилась она. Хотя не сказать, что это было необходимо – какое-никакое пособие они получали.

Дети выросли и уехали в Америку. Муж умер больше десяти лет назад. Так что сейчас Нина вроде бы и «одна». В кавычках, потому что это не соответствует действительности. Семью сейчас ей заменяет церковь -среди ее фотоальбомов большинство фотографий не кровных родственником, а «братьев и сестер» во Христе.

Так это сегодня,так было полвека назад, там, за кордоном, в оставленном СССР.

Постепенно Нина посвящает меня в то, что ей дорого: памятные альбомы со стихами и фотографиями, которые ей были подарены верующими одной из баптистских общин Киева в день отъезда в Израиль.

***
Молодость Нины прошла в Киеве среди братьев и сестер баптистов. Это одна из церквей с «корнями», пережившая период коммунистических гонений. Вот на черно-белом изображении - три молодые женщины, отсидевшие срок за работу в нелегальной баптистской типографии. Нина рассказала еще пару историй про самоотверженность верующих, ответивших на призыв Божий – нести Благую весть в СССР.

В 30-е годы в этой церкви служил один брат во Христе, имевший американское гражданство. Когда он собирался стать гражданином страны Советов, следователь в НКВД предупредил: его сразу арестуют. И посоветовал убраться по добру по здорову туда, откуда приехал. Миссионер отказался. Даже следователь не удержался, чтобы его пожалеть. У него ведь уже была семья, маленький сын. Мог бы уехать,  забрать семью и жить себе в обеспеченной стране. Вместо этого он выбрал верность Божьему призыву и тюрьму, лишения, разлуку с близкими, смерть…
В связи с этим приходит на память ответ апостола Павла, когда соратники отговаривали его идти в Иерусалим, предупрежденные пророками и Духом Святым, что Павла там ждет тюрьма. «Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? Что плачете и сокрушаете сердце мое? Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса».

Насколько это трудно даже примерить на себя нам, сегодняшним христианам, не знавших настоящего «крещения огнем», и часто увлеченных поиском комфортной жизни.
Нина предложила мне также альбом со стихами. Не знаю, этого ли брата или другого, но явно тоже «нюхавшего пороху». Стихи хорошие не только по смыслу, но и в поэтическом плане: никаких притянутых за уши рифм или детского косноязычия. В них призыв к мужеству, твердой вере, различению, что в этой жизни истинно ценно, а что бутафория.

В общем, я словно приоткрыла дверь в сокрытый доселе для меня христианский мир, мир наших героических предшественников – баптистов и пятидесятников, перенесших все тяготы подготовительного периода к последовавшему в 90-х пробуждению на территории бывшего Союза. И откровенно говоря, почувствовала, насколько легковесно мое христианство, не прошедшее настоящих испытаний.

***
Что за увлекательное занятие – показывать какому-нибудь приятному тебе человеку свои фотоальбомы и вспоминать тех, кто в них изображен. Нина рассказывает:

- Это Любовь Павловна – она мать десятерых. Это ее фразу я тебе недавно сказала: «А муж - мой самый главный ребенок». А вот это ее дочка Любаська,  - она кивает на девочку лет восьми.

- Помню, однажды привели ее ко мне в общежитие. Она осмотрела комнату и спрашивает: «А это твой шкаф?» - «Нет, казенный» - отвечаю. «А стол твой?» - «Нет, тоже казенный». «А кровать?» - «Тоже казенная». – «Так что, тебе все это козы подарили?».

- Любаська, будешь так себя вести, тебя никто не схочет, - заключил как-то один мальчишка, ее сверстник.
- Кто это? – спрашиваю Любасю. – А, это один мой подруг, - отмахивается она.

***
На другом фото еще пара. Очень уж бросается в глаза молодость жениха – лет 18 не больше, тогда как невеста, симпатичная, миниатюрная, кажется старше. А это другая история.

Эту девушку звали Вера. Когда Любовь Павловна заболела, она почувствовала призыв от Бога – ухаживать за ней. Ушла с работы, стала служить. И вот однажды сидит она и плачет. Тяжело, накатило: трое маленьких детей, мать не встает, отец неверующий, комната съемная… В общем, кто знает, какие еще печали одолели девушку. А старший мальчик и говорит: «Теть Вер, не плачь, что тебя никто замуж не возьмет. Я вырасту и на тебе женюсь». Вырос Борис и слово сдержал. Решили так: если берут его в армию, то он идет в армию, если нет – они женятся. Его забраковали. И тогда повел он бывшую «тетю Веру» под венец. Одиннадцать лет у них было разницы. И девятерых она родила. И жили между собой хорошо, только вот Борис погиб рано – разбился в авиакатастрофе.

Вообще, каждая семья из фотоальбома моей подопечной – многодетная, это означает количество детей ближе к десяти, пятеро – по меркам баптистов, не много. У моих родителей, например, нас было трое, и они уже считали себя многодетными на фоне большинства советских семей, которые, обычно, не позволяли себе рожать больше двоих. Понятно, что не государство их ограничивало, как, допустим, в Китае, но сами ячейки общества придерживались такого негласного правила по соображениям материальным, карьерным и им подобным. Даже в этом вопросе мышление неверующих отлично от верующих. Вторые потомство считают благословением от Бога, а собственную жизнь рассматривают как служение, а не шанс для самореализации или самоудовлетворения. Баптист верит, что награду получит после, на Небесах, тогда, как атеизм другого шанса своим приверженцам не дает.

Некоторые из той киевской церкви, как и Нина, сейчас живут за границей. Например, ее лучшая подруга пишет ей письма из Америки. Старшая дочь вышла замуж за верующего американца, и постепенно все туда перебрались, кроме одной из дочерей, продолжающей служить в Киеве с мужем-пресвитером.

Вот на снимках степенная, благополучная пожилая чета на фоне добротного дома. А в письме – вздохи о житейских тяготах и судах Божьих над этой страной. Душа истинно верующего страдает в этом обществе потребления, делающего мерзости в глазах Бога с видом гордым и самодовольным, ничуть не меньше, чем страдала в откровенно богоненавистническом СССР.




Комментариев нет :

Отправить комментарий